Когда мы прибыли, я увидел, что Кайндель поглядывает на это учреждение и перебирает несколько лир карманных денег, выданных ему немецким консулом. Но потом он заметил «девушек», перегнувшихся через балкон: потасканных эритрейских гарпий со спутанными волосами, провалившимися носами и гнилыми зубами, достойных стать моделями для галереи восковых фигур, когда-то столь популярного развлечения на венском Пратере, «Типы и стадии венерических заболеваний». Я прямо-таки видел, как дрогнуло крепкое сердце моряка, когда он давал себе молчаливую клятву еще на некоторое время сохранять целибат. Что касается Фердинанда Вонга, он оставался внешне веселым и надеялся оказаться со своей семьей в Триесте на Рождество.
Но я знал, что его беспокоит боль в культе, а также понятная озабоченность относительно того, как стюард первого класса на океанских лайнерах станет зарабатывать на жизнь, когда отсутствует половина правой руки. Аналогичным образом я ощутил, что, хотя никто ничего такого не говорил, он упрекал себя в наших неудачных попытках попасть на борт судна. В конце концов, в порту на северо-восточном побережье Африки даже самый тупой полицейский вряд ли не узнает по описанию китайца с отсутствующей ниже локтя правой рукой. Нам помог выжить немецкий консул, герр Шульц.
Итальянские колониальные власти могли обеспечить нам только полуголодное существование, полагающееся для потерпевших кораблекрушение моряков, а не для интернированных военнослужащих. Разницу возместил консул, хотя, поскольку мы были австрийскими подданными, он не нес за нас ответственность. Всё, что он мог, имея в своем распоряжении ограниченные средства, это предоставить нам чуть больше, чем жизнь на грани выживания, включающую крышу над головой и макароны один раз в день.
Мадам Гримальди, наша хозяйка, была на самом деле француженкой из Прованса — достаточно веселой женщиной, одетой с головы до пят в черную бумазею, несмотря на чудовищную жару, и соблюдающая статус вдовы. Лишь случайно я узнал, что она стала вдовой, потому что где-то году в 1890-м, в Марселе, подсыпала крысиный яд мужу и семи или восьми своим родственникам. Исполнение приговора отложили в двух шагах от гильотины, несколько лет спустя ее выпустили по президентской амнистии, она уехала в итальянскую колонию и начала новую жизнь как владелица пансиона.
После всех волнений и опасностей предыдущих трех месяцев, нынешние дни угнетающе походили один на другой: прогулка к немецкому консульству, узнать, нет ли каких-нибудь новостей, потом отметиться в полиции, затем в правительственные учреждения, чтобы провести еще одно утро, потягивая мятный чай и наблюдая за мягкой, улыбчивой уклончивостью итальянских бюрократов с небольшими острыми бородками.
Сегодня утром это опять был синьор Рабальяти: сама вежливость, нахваливал мой превосходный итальянский, но не сделал никаких предложений, как обычно. Билет в Неаполь на борту «Чивитавеккьи», оплаченный немецким консульством? Нет, это невозможно: британские власти в Порт-Саиде требуют списки пассажиров, прежде чем дают разрешение на проход по каналу. Нет, наняться матросами на борт «Ливорно» тоже невозможно, как и сесть на борт шведского грузового парохода, направляющегося в португальскую Восточную Африку: власти порта подчиняются итальянскому военно-морскому флоту и не разрешат этого. К сожалению, отправиться в Могадишо и найти приют там тоже невозможно: власти Эритреи и Сомали разделяют желание сохранять нейтралитет. Что касается поездки в Асмэру, чтобы лично поговорить с его превосходительством губернатором, нет, это бесполезно: он не может отвечать за жандармерию, которая подчиняется местному военачальнику (а тот в отпуске в Италии), к тому же Рабальяти сомневался, дадут ли мне разрешение покинуть город. Что касается моего запроса его превосходительству губернатору, ответ еще не прибыл: почта до Эритреи идёт не быстро.
Я покинул контору и направился прямо к герру Шульцу. У него имелись новости. В соседнем кафе мы выпили по кофе со льдом (великодушно оплаченному герром Шульцем, так как в середине недели я уже оказался без средств), и он посвятил меня в детали.
— Рад сообщить, мне кое-что удалось для вас организовать. Мой друг-судовладелец зафрахтовал самбук , чтобы доставить вас сегодня же вечером в Аравию. Вам придется лишь добраться до побережья в нескольких километрах к югу отсюда. Я нанял проводника и мулов — и еще подкупил местных, они продолжают за вами следить.
— Герр Шульц, мы будем вечно вам обязаны, если сможете вытащить нас из этой гнилой дыры. Но что нам делать, как только мы достигнем аравийского берега?
— Я сожалею, но это все, за что в сложившейся ситуации я могу поручиться и предложить вам. Как вы уже выяснили, сейчас нет ни малейшей надежды пройти через Суэцкий канал, даже если итальянцы и надумают дать разрешение. Британцы не только требуют списки пассажиров от нейтральных судов, но и производят обыски. Турция хотя бы воюет на нашей стороне.
— Но куда нам направиться? Как я понимаю, Аравийский полуостров довольно большой.
— Шкипер самбука высадит вас на берег у места с названием Аль-Кунфуда. Британцы и французы блокируют побережье довольно плотно, но он уже совершил несколько поездок и всякий раз сумел их обойти. Как только окажетесь там, вступите в контакт с турецкими властями — я дам вам письмо, двигайтесь на северо-запад, лучше всего в Медину. Как только окажетесь там, остальное будет легко.
— А как далеко от Аль-как-там-ее до Медины?
— Приблизительно четыреста пятьдесят километров по пустыне, хотя есть караванный маршрут, как я понимаю.