Мы с Боженой встречались почти каждый день в течение следующих нескольких недель, и в это время, по крайней мере, она казалась вполне уравновешенной: ни одного из постоянных, утомительных эмоциональных всплесков, которые так измучили меня в Вене. Зейферт был заинтригован. Наконец однажды утром он поймал меня за завтраком, когда Полтл находился в своей каюте.
— Ну, Прохазка, ты тёртый калач, и это уж точно. Каждый свободный час ты куда-то исчезаешь. И эти забавные записочки, которые продолжают тебе носить деревенские мальчишки. Скажу, что думаю, дорогой мой Прохазка: думаю, ты нашел себе где-то деревенскую девку и тайком кувыркаешься с ней в стоге сена.
Я сглотнул.
— Что ж, если и так, Зейферт, тебе-то что?
— Да ничего, — засмеялся он. — Я абсолютно уверен, что на самом деле ты ведешь монашескую жизнь самоотречения и спишь в боксерских перчатках, с благоговением думая лишь о Богородице. Но если такое и возможно, мне любопытно, не найдется ли у нее сестры или парочки сестер? Город, конечно, далеко, но даже если бы он был ближе, мне сказали, что в местном борделе цены кусаются и можно подцепить заразу. Скажи, Прохазка, она брюнетка или блондинка?
— Блондинка... Заткнись же, проклятье. Это совсем не то... Я хочу сказать...
— Давай, продолжай!
Еще одно свидание с пани Боженой было назначено на следующую среду, когда я был свободен во второй половине дня. Но когда я уже собирался смениться с дежурства, на причале звякнул велосипедный звонок. Это оказался почтальон с телеграммой из Панчовы. Нам предписывалось быть наготове и этой ночью оказать помощь местным таможенникам и жандармам, которые получили сведения о том, что примерно в восьми километрах ниже Нойградитца шайка контрабандистов намеревается переправить через реку большое стадо свиней.
Нам сообщили, что свиней соберут на сербском берегу и погрузят на баржи, которые спустятся вниз по течению и пристанут к Граховской отоке — низменному лесистому островку посреди реки, а уже в предрассветные часы их переправят на австрийский берег. Остров выбрали отчасти потому, что его густой подлесок служил отличным укрытием, а отчасти потому, что не было уверенности, австрийская это территория или сербская — русло реки сильно изменилось с восемнадцатого века, когда та являлась границей между Австрией и Османской империей. План явно состоял в том, чтобы одурачить таможенников, заставив тех думать, будто как только они увидят собирающихся на сербском берегу свиней, животных высадят прямо напротив.
Власти планировали устроить засаду на контрабандистов прямо на острове, и наша роль в этой операции заключалась в вооруженной поддержке в случае, если дойдет до серьезной стычки. «Тиса» немедленно разведет пары и проследует вверх по течению в направлении Панчовы, чтобы ввести контрабандистов в заблуждение. Затем, когда стемнеет, она вернется и встанет на якорь между двумя островами пониже Нойградитца. Две шлюпки с вооруженными матросами, одна под командованием Зейферта, а вторая — под моим, с обмотанными тряпками веслами (чтобы заглушить плеск воды), подгребут ближе к Граховской отоке и станут ждать сигнала жандармов. В целом это выглядело как забавная потеха: долгожданная смена корабельной рутины с едва достаточным уровнем опасности и секретности, чтобы совсем уж не походить на ночной пикник.
Мы сделали все нужные приготовления. По образцу 1914 года, разумеется: белые кители с золотым галуном на поле боя уже остались в прошлом, но до десанта спецназовцев еще было далеко. Но мы понимали, что темнота, тишина и внезапность — наше самое лучшее оружие, так что тщательно подготовились к этой необычной операции. Шестнадцать матросов сняли свою чудесную бело-синюю форму и натянули старые армейские рубашки и тому подобное. Ботинки заменили кедами на резиновой подошве или несколькими парами шерстяных чулок. Лица оставались проблемой, пока Йовановичу не пришла в голову блестящая мысль смешать сажу из топки с льняным маслом. Мое собственное обмундирование состояло из кед, старых флотских штанов, когда-то купленного в Англии темно-синего рыбацкого свитера и шерстяной кепки. Я вооружился пистолетом Штейра и швартовочным крюком, половина матросов взяла винтовки Манлихера, а другая половина — пистолеты и деревянные ручки от саперных лопаток.
Должен сказать, собравшись на квартердеке «Тисы» в свете наполовину закрытой облаками луны, выглядели мы как настоящие пираты: шестнадцать молодых венгров превратились из одетых с иголочки моряков в нечто похожее на шайку гайдуков и бетиаров — своих предков. В воздухе висело почти осязаемое напряжение. Жизнь в Нойградитце была невыносимо скучной, несмотря на матчи по крикету, и любое новое занятие с радостью приветствовалось. По широким ухмылкам я также почувствовал, что перспектива разбить местным жителям несколько голов им не так уж отвратительна. Венгры и сербы никогда друг друга не любили.
Во время приготовлений капитан имел до странности отсутствующий вид. На закате он удалился к себе в каюту, когда мы собрались уже спуститься вниз по реке, и оставался там, вероятно, листая армейский устав в поисках инструкций об организации ночных атак на шайки свиных контрабандистов. Если он занимался именно этим, то, похоже, ему не сопутствовала удача. Тем лучше, решил я, по крайней мере, старый осел не будет стоять на пути. Потом, около часа ночи, когда мы грузились в две шлюпки, он вдруг появился на палубе и при виде сцены, представшей перед ним в приглушенном свете фонаря, выпучил глаза от изумления.