Под стягом Габсбургской империи - Страница 53

— Герр капитан, с вами все в порядке? Куда ранило?

Полтл попытался подняться.

— Мои ноги... они меня не слушаются... я ничего не чувствую...

— Что случилось, герр лейтенант?

— Я думаю, Йованович, что его ранило в позвоночник, вот сюда, — я расстегнул китель и ощупал спину капитана. Когда я вытащил руки, они были липкими от крови, — давайте вытащим его отсюда, найдем что-нибудь плоское, на что можно его положить.

Земля под ногами была мокрой и засыпана валежником.

— Сюда, герр лейтенант. Здесь баржа, полная свиней. Должно быть, её спрятали под деревьями.

Я побежал взглянуть. Трудно что-либо разглядеть при свете маскировочного фонаря, но я увидел деревянную баржу с двумя-тремя десятками мельтешащих и хрюкающими свиней. Похоже, что над животными, недалеко от кормы, возвышалась низкая рулевая платформа. По крайней мере, что-то плоское и сухое. Мы потащили Полтла туда — ноги волочились за ним, как пара старых брюк, набитых газетами, — устроили его максимально комфортно, насколько возможно, и уверили, что вернемся через пару минут с носилками, а затем побежали вперед, чтобы присоединиться к десанту.

Команде Зейферта и жандармам потребовалось всего пять минут: из примерно двадцати контрабандистов двенадцать были схвачены, а один убит. Помимо Полтла у нас были еще пострадавшие: один матрос с пулей в бедре и пара с разбитыми головами. Я перевязал раненого, а затем мы с Йовановичем и двух матросами, несущими носилки, отправились забирать капитана. Мы продирались вглубь острова, где оставили баржу. Но когда добрались туда, то её не обнаружили. Постепенно нас осенило: контрабандисты отвязали баржу перед тем как сбежать, и течение унесло её прочь.

Весь остаток ночи мы гребли туда-сюда, как и большую часть следующего дня. Обыскивали каждый ручей и заводь. Мы даже вызвали в помощь моторную лодку из Панчовы. Но только спустя четыре дня мы наконец нашли баржу, когда проверяли ручей на небольшом острове километрах в шести вниз по течению.

— Герр лейтенант, — вдруг обернулся ко мне Йованович, — я слышал поросячий визг.

Мы прекратили грести и прислушались, потом вытянули шеи, чтобы рассмотреть низкий берег, вглядываясь через камыши и ивы на заболоченную полянку. Семь или восемь свиней блаженно похрюкивали в мокрой черной грязи вокруг стволов ольхи. Осужденные преступники, которых не только помиловали у самого эшафота, но и отпустили на свободу, в поросячью версию райских кущ. Мы погребли дальше вниз по ручью, пригибаясь под нависающими ветками, пока тот не стал слишком узким. Затем увидели баржу, наткнувшуюся на поваленные деревья, наклонившуюся, но еще на плаву. Мы с Йовановичем вскарабкались на болотистый берег и похлюпали к ней, а матросы привязали шлюпку и отправились обыскивать подлесок.

Когда мы оставили Полтла, он был парализован, но, возможно, достаточно оправился, чтобы отползти в кусты. На барже его следов не обнаружилось. Я хотел уже присоединиться к остальным, когда окрик Йовановича вызвал меня обратно к барже. Он стоял на дне посудины, посреди мешанины из свиного дерьма, сломанных веток и прочего мусора, и угрюмо протягивал мне ботинок. Только взяв его в руки, я с отвращением понял, что оттуда по-прежнему торчит нога, отгрызенная по лодыжку. Я с содроганием отбросил жуткий предмет. Йованович угрюмо кивнул в сторону днища. Там, посреди отбросов и дерьма, лежали лохмотья морской формы, человеческая рука и часть позвоночника, обгрызенные как кости в собачьей конуре. Какое-то время мы стояли молча.

— Матерь божья, не может быть...

— Боюсь, что может, герр лейтенант. Думаю, прежде чем их прибило сюда, баржа несколько дней дрейфовала, и свиньи просто... сожрали его.

— Но... как?

— Герр лейтенант, мой отец - крестьянин. Среди животных такого размера у свиньи самые мощные челюсти. Дайте им возможность, и они прогрызут себе путь в кирпичной стене, — Йованович опустил взгляд. — Вот старый придурок. Прошу простить, герр лейтенант, для вас не секрет, что судьба Полтла меня абсолютно не волновала. Но умереть вот так... Просто кошмар.

Похороны состоялись на следующий день на католическом кладбище Панчовы. В своём роде довольно впечатляющее вышло зрелище. Весь город выстроился посмотреть, когда команда «Тисы» медленно и безупречно маршировала за накрытым флагом орудийным лафетом и отрядом местного гарнизона, а затем встала над могилой с винтовками за спиной, левой рукой отдавая честь усопшему, как это принято у австрийцев. Когда я с тремя офицерами поднимал гроб на лафет в начале пути, он оказался неожиданно тяжелым. Мы следовали за ним, склонив головы. Мне удалось шепнуть идущему рядом Йовановичу:

— Боцман, что вы положили в гроб такого тяжелого? От капитана осталось-то не больше чем полведра.

— Да, герр лейтенант. Но я рассудил, что раз прошло три дня, свиное дерьмо на дне баржи, должно быть, когда-то было стариком Полтлом. Так что я велел собрать его лопатами и присоединить к останкам.

Должен сказать, меня несколько возмутила эта новость. Особенно когда священник окропил гроб святой водой и благословил «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». Стоял жаркий день, и я заметил, что выражение лица священника стало напряженным, когда он читал панихиду. А еще он позаботился встать во время службы с наветренной стороны от гроба.

Мы вернулись в Нойградитц как только стемнело, добравшись до Панчовы речным пароходом, поскольку у «Тисы» была проблема с котлом. Первым меня встретил кок Барчай, который не участвовал в похоронной процессии. Он доложил, что пока я отсутствовал, к пристани приходила группа сербов во главе с верзилой с черными усами и требовала меня, желая поговорить наедине по какому-то важному вопросу. Барчай отделался рассказом о моем отъезде на неделю в Петвардайн, но мы оба чувствовали, что они завтра вернутся. И потому я решил, что в этих обстоятельствах лучше взять выходной, который мне задолжали за прошлую неделю. Барчай пообещал выдать мне обед, когда рано утром я на каноэ отправлюсь разведать окрестности.