Под стягом Габсбургской империи - Страница 25

— Только запомните, герр шиффслейтенант, не садитесь, потому что тогда стрелки на брюках помнутся, и не дышите слишком глубоко, иначе отлетит верхняя пуговица.

Я прибыл в Хофбург в фиакре ровно в шесть вечера, как проинструктировали, и с несколькими десятками других офицеров потратил следующие полчаса на ожидание в вестибюле перед большим танцевальным залом. Большинство, как я и думал, прибыло из кавалерии. Кривые ноги, украшенные шнуром мундиры и идиотские акценты, казались, заполонили зал. Время от времени кто-то из них замолкал и наводил монокль, чтобы осмотреть меня с головы до пят - единственного военно-морского офицера, а потом возвращался к своей болтовне. Я начал сомневаться, не совершил ли по незнанию какую-нибудь ужасную ошибку касательно одежды.

Император, как известно, был чертовски внимателен к деталям мундира и мог наизусть цитировать императорское и королевское «Наставление о правилах ношения военной формы» (как он хвастал, единственную прочитанную им книгу): даже неправильно завязанного шнурка достаточно, чтобы погрузить меня в ад кромешный, если Старый Господин это углядит. Прозвенел колокольчик, и мы выстроились для проверки приглашений - прямо как в заштатном госпитале на прививку.

Мне указали на привратника этой святая святых аристократии: принца Монтенуово, основного приверженца и живое воплощение жесткого испанского протокола, согласно которому по-прежнему вершил дела Габсбургский двор. Этот человек внимательно следил за тем, чтобы, находясь в Вене, члены императорского дома ездили в каретах с позолоченными спицами - привилегия, привезенная из Мадрида в семнадцатом веке и в настоящее время претворяемая в жизнь Монтенуово и его приспешниками со рвением, которое, казалось, из-за полной бессмысленности только усиливалось.

Очень умный человек, как мне сказали, принц Монтенуово был одним из тех весьма озлобленных людей (я часто встречал таких в вооруженных силах), на которых возложена задача следить за соблюдением идиотских правил. И он находил извращенное удовольствие в отстаивании этих правил до самой последней буквы не вопреки, а именно из-за их идиотизма. Что касается украшения колес карет, например, он не считал, что титулованные особы могут (по своему желанию), иметь золотые спицы на колесах, а скорее - что все титулованные обязаны иметь их, даже если ездят в нанятом фиакре или (по случаю) на велосипеде.

Монтенуово, как сообщали, решил проблему неравного статуса прямого наследника с его женой в отношении колес экипажа, приказав украшать священными золотыми нитями колеса только на одной стороне транспортного средства. Гофмейстер проверил мое приглашение, посмотрел на меня вскользь, как будто через противоположный конец подзорной трубы, и направил к вестибюлю с остальными.

Потом начали прибывать высокие особы, обо всех объявлял швейцар. Скоро зала заполнился великими именами: эрцгерцоги и герцогини Габсбургские, затем Шварценберги, Лобковицы и Эстерхази, Меттернихи и Кинские, Штаремберги и Кевенхюллеры, Коллоредо и Ауэршперги, и одни только небеса знают, кто еще, три века истории Европы собрались в одном зале.

Впервые я видел, как столько великолепных родов австрийской и венгерской местной знати собралось в одном месте. Но вид их производил далеко не внушительное впечатление. Больше всего бросался в глаза возраст, как будто такое число древних родов и такое количество истории вызвали преждевременную старость у их владельцев: морщинистые, дряблые, беззубые лица, высохшие декольте и согнутые плечи.

Над собравшимися витал отчетливый дух нафталина и слабых мочевых пузырей. Но даже у особей помоложе смотреть было не на что: количества выступающих вперед нижних челюстей хватало, чтобы обеспечить работой команду современных ортодонтов на годы, а выражения лиц варьировались от бычьей тупости до откровенной имбецильности. Из этой отнюдь не вдохновляющей толпы высокородных выделялась всего пара человек. Один из них - высокий привлекательный мужчина лет шестидесяти в пенсне и с бородой серо-стального цвета. Один из немногих присутствующих, он был в придворном гражданском облачении, а не в каком-либо мундире. Его лицо почему-то было мне смутно знакомо, и я заметил, что оглядывая собравшихся, он на секунду задержал взгляд на мне.

Провозгласили прибытие наследника и герцогини Гогенберг. Эрцгерцог коротко кивнул мне, а его жена улыбнулась. А ровно в семь вечера гофмейстер ударил жезлом об пол и объявил, что нам следует пройти в бальный зал. В порядке старшинства первым войдет наследник. Собравшиеся парами выстраивались согласно титулам, эрцгерцог занял место во главе, с женой под руку. Затем со своего места в самом конце я увидел, что Монтенуово и пара его помощников шепчутся о чем-то с эрцгерцогом. Голоса стали громче, суть разговора оставалась неясной, но по внезапной тишине я понял, что происходит нечто необычное.

Я увидел, как эрцгерцог, краснея, стал от ярости брызгать слюной; уловил слова: «Ты, жалкий итальянский навозный жук, да как ты смеешь!...» Внезапно завязалась потасовка, в результате которой наследнику под руку всучили пожилую аристократку, пока герцогиню Гогенберг, бледную и удручённую, наполовину вели, наполовину толкали в конец процессии. Эрцгерцог определённо собирался устроить сцену, но, прежде чем он смог это сделать, распахнулись большие двойные двери, заиграл оркестр, и процессия начала маршировать, идти с напыщенным видом или же ковылять в танцевальный зал. Я оказался в самом хвосте, всё ещё без партнёрши. Монтенуово и группа придворных дам окружили веерами и нюхательной солью жену наследника, которая к тому времени дрожала и едва сдерживала слёзы.